Были́на, песенно-эпический жанр русского фольклора. Основные черты: наличие эпического сюжета и типовых эпических персонажей, характерные пространственно-временные рамки, специфическая музыкальная форма.

Термин «былины» был позаимствован фольклористами из «Слова о полку Игореве» и вошёл в научный обиход в 1840-х гг. До этого времени эпические песни называли стихотворениями и песнями. В народе термин «былина» был неизвестен, эпические песни именовались «ста́рина» («стари́на», «старина́», «ста́ринка»).

Существует три формы исполнения былин: сказительская (один сказитель); ансамблевая (два-три сказителя); хоровая. Для сказительской формы характерен однострочный или строфический напевы, для хоровой – песенный напев, распетый по законам лирики.

Былины в фольклорной культуре выполняют несколько функций, главная из которых – сохранение исторической памяти и национального самосознания. Былины на протяжении тысячи лет хранили в устной форме память о Древней Руси; они в наивысшей степени заключают в себе идею принадлежности человека к русскому этносу (равно как карельские руны отражают самосознание этого народа). В деревенском быту былины также несли развлекательную функцию – исполнялись вечерами в семейном и семейно-дружественном кругу. Известны случаи, когда два былинщика пели старины в рамках своеобразного состязания, а слушатели брали на себя роль судей. Былины выполняют также архаическую магическую функцию: в Поморье артели, отправлявшиеся на промысел морского зверя, старались включить в свою среду былинщика, который по вечерам пел старины «синему морю на потишенье», т. е. пением былин заклинал хорошую погоду.

Периодизация былин

В фольклористике принято выделять догосударственный эпос (якутские олонхо, кавказский эпос о богатырях нартах, карельские руны, лёгшие в основу «Калевалы» Э. Лённрота и др.) и государственный эпос (русские былины, юнацкие песни южных славян и др.). Считается, что былины как государственный эпос сформировались в 10–13 вв. Нижняя граница определяется эпохой сложения Древнерусского государства; верхняя – столкновением русских земель и княжеств с монголами (Калкская битва 1223; монгольское нашествие), в результате чего главными противниками русских богатырей стали монголы (можно предположить, что ранее врагами государства выступали печенеги и половцы, имена которых эпос забыл). В последующие века былины продолжали развиваться, реагируя на изменяющиеся исторические условия. Так, вторым противником Руси становится «литва поганая» (Великое княжество Литовское сложилось в 13 в., по Люблинской унии 1569 г. образовало вместе с Польским королевством Речь Посполиту). Этот период нашёл отражение в позднем сюжете «Наезд литовцев» (датируется учёными 14 в.), в котором литовцы («братья ливики») угрожают уже не Киеву, а Москве.

Распространение и собирание былин

История собирания былин отсчитывается от рукописного сборника уральского сказителя Кирши Данилова; часть рукописи была опубликована в 1804 г. (Древние русские стихотворения. Москва, 1804), а затем в более полном виде в 1818 г. (Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. Москва, 1818).

Записи 1830–1840-х гг., сделанные П. В. Киреевским и его окружением (в основном в Поволжье) и пополненные текстами, собранными корреспондентами Русского географического общества, нашли место в издании «Песни, собранные П. В. Киреевским» (Ч. 1, вып. 1–4. Москва, 1860–1862; Ч. 2, вып. 5–7. Москва, 1863–1868; Ч. 3, вып. 8–10. Москва, 1870–1874). В 1860-х гг. П. Н. Рыбников и в 1871 г. А. Ф. Гильфердинг открыли мощную былинную традицию в Олонецкой губернии. В начале 20 в. вышли в свет сборники, отражающие традицию Архангельской губернии: «Беломорские былины, записанные А. В. Марковым» (Москва, 1901); «Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899–1901 гг.» (Т. 1. Москва, 1904; Т. 3. Санкт-Петербург, 1910; Т. 2. Прага, 1939); «Печорские былины» Н. Е. Ончукова (Санкт-Петербург, 1904).

После революций 1917 г. фольклористы шли в основном по следам своих предшественников: «Былины Севера» А. М. Астаховой (Т. 1–2. Москва; Ленинград, 1938–1951), обобщившие результаты экспедиций 1926–1929 и 1931–1933 гг. Государственного института истории искусств (Ленинград); «Онежские былины», подготовленные В. И. Чичеровым по материалам экспедиций 1926–1928 гг. Государственной академии художественных наук (Москва).

К 19 в., когда началось собирание былин учёными, этот жанр сохранился лишь на отдельных территориях. Сказительская форма особенно характерна для Русского Севера. «Исландией русского эпоса» называют Олонецкую губернию – прежде всего Заонежье (северная часть Онежского озера) и Пудожье (восточный берег озера). Былины законсервировались также на западном (к западу от устья Северной Двины и низовья этой реки) и восточном побережьях Белого моря (Зимний берег); в Каргопольском уезде (река Онега и её приток Моша). В Архангельской губернии записи делались на Пинеге (правый приток Северной Двины); реках Кулой и Мезень, впадающих в Белое море, на реке Печора (впадает в Печорское море). В Поволжье бытование былин было зарегистрировано в Костромской, Нижегородской, Симбирской, Самарской, Саратовской губерниях. Сказительская форма былин сохранилась также в Сибири (река Енисей, Алтай, река Лена, Забайкалье, реки Индигирка, Колыма, Анадырь). Песенные формы былинного эпоса записаны в казачьих регионах: на Дону, на реке Терек (Северный Кавказ), в Астраханской губернии. В центральных губерниях России, а также в Вологодской и Новгородской губерниях фиксировались единичные тексты былин. Былины неизвестны ни украинской, ни белорусской фольклорной традиции.

В науке неоднократно ставилась проблема географического распространения былин: почему эпос сохранился только в обозначенных регионах. Исследователи выдвигали тезисы о глуши – о том, что былинное знание консервировалось только в глухих, отдалённых районах (но Заонежье было краем, имевшим прочные хозяйственно-экономические связи с Петербургом); о безграмотности населения, что якобы способствовало сохранению эпоса (но на Русском Севере процент грамотных крестьян был выше, чем в центральных крепостных регионах); об отсутствии крепостного права (но Поволжье было помещичье-крепостническим районом). Популярностью пользуется теория новгородского происхождения русского эпоса (В. Ф. Миллер, С. И. Дмитриева, С. Н. Азбелев): былины на Русском Севере закрепились в регионах, осваивавшихся с 11 в. новгородцами; колонизация же из Ростовских земель («низовская», «верхневолжская») на Русский Север былин не несла. Однако эта теория не проясняет, почему в Новгородской губернии в 19 в. былины не были зарегистрированы. Объяснение фольклористы (Т. Г. Иванова) находят в том, что на данных территориях русские долгое время (и доныне) жили в постоянных контактах с другими этносами, что обостряло их национальное самосознание, выраженное в числе прочего и в былинах. В центральных же регионах России отстаивание своего этнического «мы» к 19 в. было неактуальным, что и способствовало забыванию и исчезновению былин.

Основные циклы былин

Былины делятся на три основных цикла. Докиевский цикл представлен старинами о Святогоре («Святогор и тяга земная», «Святогор, его жена и Илья Муромец», «Святогор, Илья Муромец и гроб»), который в отличие от других богатырей не служит Киеву; матушка земля не может его носить, поэтому он ездит только по горам, т. е. находится в «чужом» пространстве.

Второй, киевский цикл объединяет большинство сюжетов: об Илье Муромце («Исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Три поездки Ильи Муромца», «Илья Муромец и Идолище», «Илья Муромец и Калин-царь», «Илья Муромец и разбойники», «Илья Муромец и Сокольник», «Илья Муромец на Соколе-корабле», «Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром» и др.); о Добрыне Никитиче («Добрыня и Змей», «Добрыня и Маринка», «Добрыня и неудавшаяся женитьба Алёши Поповича», «Добрыня и Василий Казимирович» и др.); об Алёше Поповиче («Алёша Попович и Тугарин Змеевич», «Алёша Попович и сестра братьев Сбродовичей»); о Чуриле Пленковиче («Молодость Чурилы», «Чурила и Катерина»); о Дунае («Дунай-сват», «Дунай и Настасья»); о Дюке Степановиче («Дюк Степанович»); о Ставре Годиновиче («Ставр Годинович») и др.

Новгородский цикл былин включает старины о Василии Буслаеве («Василий Буслаев и новгородцы», «Поездка Василия Буслаева в Иерусалим») и Садко («Спор Садко с новгородцами о богатстве», «Садко и Морской царь»).

Проблема историзма былин

Будучи государственным эпосом, былины отражают пространство Древней Руси: Киев, стоящий на Днепре, как стольный город, в котором сидит князь Владимир (к нему съезжаются богатыри); Чернигов, связанный дорогой с Киевом; Муром, откуда родом Илья Муромец; Рязань (ныне Старая Рязань) – родина Добрыни Никитича; Ростов – родина Алёши Поповича; Галич на реке Днестр, которым владеет Дюк Степанович, и др. Новгород, река Волхов и озеро Ильмень запечатлены в былинах о новгородском удальце Василии Буслаеве и Садко. От более поздней эпохи в былинах закрепляются топонимы Волга, Сибирь и др. Зарубежное пространство в былинах представлено не только Ордой и Литвой, но и Хвалынским (Каспийским) морем, Вирянским (часть Балтийского) морем (явное отражение реальных, прежде всего торговых, связей Руси), Индией богатой (скорее всего, воспринято былиной из средневековой рукописной традиции) и др.

Важными локусами для былинного сознания были Царьград [Константинополь (Стамбул)], откуда Русь приняла христианство (в одной из версий сюжета «Илья Муромец и Идолище» русский богатырь освобождает от Идолища поганого не Киев, а Царьград), и Иерусалим (с Иорданью-рекой, Фавор-горой, Елеонской горой, Гробом Господним и т. д.) – христианский центр, куда направляется Василий Буслаев и где, нарушая правила поведения (купается в реке Иордани), он погибает, скача через Латырь-камень.

Главная проблема былиноведения – историзм песенного эпоса. В фольклористике сложилось несколько школ, по-разному трактующих былины и их происхождение. Мифологическая школа в 1860-х гг. (Ф. И. Буслаев, О. Ф. Миллер, А. Н. Афанасьев) исходила из тезиса о «мифе природы», который осмысляет постоянную смену (борьбу) в природе света и тьмы, дня и ночи, тепла и холода, лета и зимы. Признавая многослойность русского эпоса, О. Ф. Миллер трактует Илью-сидня («Исцеление Ильи Муромца») как образ весеннего божества, собирающего силы для пробуждения земли от зимней спячки. Былину о Соловье-разбойнике исследователь истолковывал следующим образом: бог-громовник, воплощающий в себе весенние живительные силы (Илья Муромец) вступает в противоборство с тёмным божеством, представляющим холод и стужу (Соловей-разбойник), чтобы очистить дорогу к Солнцу (князь Владимир Красно Солнышко). Равным образом и остальные русские богатыри сводились фольклористом к образу бога-громовника. Исследователь подчёркивал, что развитие образной системы шло от природного к нравственному.

А. Н. Афанасьев «миф природы» сводил в основном к «грозовой» («метеорологической») теории – обожествлению грозы, грома, молнии, ветра, туч, дождя. Соответственно Илья Муромец, Добрыня, Садко и другие былинные персонажи трактуются как трансформации бога-громовника, разбивающего грозовые тучи, заставляя их пролиться благодатным для земли дождём.

В конце 19 в. сложилась историческая школа, главенствовавшая вплоть до 1930-х гг. (В. Ф. Миллер, А. В. Марков, Б. М. и Ю. М. Соколовы, С. К. Шамбинаго, А. И. Лященко и др.) и имеющая своих сторонников во второй половине 20 в. (Б. А. Рыбаков, С. Н. Азбелев). Былины, согласно исторической школе, сложились в Киевской Руси в дружинной среде (дружинные певцы); причастны к их формированию скоморохи и калики перехожие. В позднее время былины «спустились» в крестьянскую среду, где подверглись искажениям и «порче» («аристократическая» теория происхождения былин). Былинные персонажи, считает историческая школа, имеют реальных прототипов, которых можно найти в летописях, а коллизии эпических сюжетов отражают реальные исторические события. Для былинного князя Владимира Красно Солнышко называются Владимир Святославич (Владимир Святой) и Владимир Всеволодович Мономах. Историческая женитьба Владимира Святого на полоцкой княжне Рогнеде, взятой им силой, нашла отражение в былине «Дунай-сват». Прототипом Добрыни Никитича считается исторический Добрыня – дядя Владимира Святославича, ставший новгородским посадником. Для Алёши Поповича находят в качестве прототипа «храбра» Александра Поповича, упомянутого в поздних летописях среди погибших в Калкской битве русских воинов. Коллизия сюжета «Ставр Годинович» – князь Владимир приказывает посадить в погреба (в тюрьму) Ставра, жена главного героя выручает его, переодевшись в мужское платье, – отголосок смутно освещённых в летописи под 1118 г. неких беспорядков в Новгороде и заключения киевским князем Владимиром Мономахом новгородского сотского Ставра в тюрьму в Киеве. Былинного Садко, построившего в Новгороде церковь в знак благодарности за выход из подводного царства Морского царя, связывают с новгородцем Сотко Сытиницем, действительно заложившим в городе каменный Борисоглебский храм (освящён в 1173).

В. Ф. Миллер выдвигал тезис о коренной переделке былин в 16–17 вв., что сказалось в их системе персонажей. Так, киевская колдунья Маринка, превратившая Добрыню в «тура золотые рога», своё имя получила от известной героини Смутного времени, супруги Лжедмитрия I и Лжедмитрия II Марины Мнишек, считавшейся в Москве колдуньей («Добрыня и Маринка»). История отношений Ивана IV Васильевича Грозного с красавицей Василисой Мелентьевной, мужа которой царь якобы приказал «заклать» (заколоть) своим опричникам, стала основой для былины «Данила Ловчанин» (Б. М. Соколов). С. К. Шамбинаго предлагает прочитывать былинную коллизию битвы на Волховом мосту дружины Василия Буслаева с новгородцами как отражение разгрома Новгорода опричниками в 1570 г. и соответственно в Василии Буслаеве видит черты Ивана IV Грозного. 

Делая акцент на исторических фактах и лицах, нашедших отражение в былинах, представители исторической школы одновременно не отрицают, что в основе многих сюжетов лежат международные бродячие сюжеты: змееборство («Добрыня и Змей», «Алёша Попович и Тугарин»); бой отца с сыном («Илья Муромец и Сокольник»); девушка-воин, освобождающая брата или мужа, переодевшись в мужское платье («Ставр Годинович»), и др. По мнению представителей исторической школы, былины используют эти сюжеты для придания занимательности повествованию.

В середине 20 в. в фольклористике определяющим стал историко-типологический подход (В. М. Жирмунский, В. Я. Пропп, Б. Н. Путилов, Ю. И. Смирнов), согласно которому былины являются трансформацией предшествующей фольклорной традиции, корни их уходят в мифологию и догосударственный эпос. От предшествующих эпох былины наследовали две темы – «борьба с чудовищем» и «эпическое сватовство», находящие отражение в ряде сюжетов, причём внутри государственного эпоса сюжеты можно выстроить в историко-типологической цепочке, выявляющей процессы движения художественного сознания от мифологического к историческому.

Так, в теме «борьба с чудовищем» на русской почве наиболее архаичным предстаёт сюжет «Добрыня и Змей»: герой приезжает на реку Пучай, где в пещерах (локус «чужого» пространства) живёт Змей, летающий и пышущий огнём (ср. со сказочным Змеем) и похищающий русских людей; Добрыня побивает Змея, освобождает киевскую княжну Забаву. В отличие от сказки, где подобная же коллизия заканчивается женитьбой героя на царевне, богатырь не помышляет о свадьбе. Помимо Забавы он освобождает ещё и русский полон (пленников), совершая тем самым подвиг государственного значения. Следующую ступеньку в развитии темы «борьба с чудовищем» представляет сюжет «Алёша Попович и Тугарин Змеевич». Противник Алёши Поповича свою «змеиную» природу прячет в отчестве; имя же его большинство учёных связывают с реально-историческим половецким ханом Тугорканом. Алёша Попович сталкивается с Тугарином Змеевичем в палатах белокаменных («своё» пространство князя Владимира, которого Тугарин Змеевич посадил за печку); бой же с противником происходит в чистом поле («чужое» пространство). Тугарин Змеевич, точно так же, как и Змей, умеет летать, но крылья у него не «природные», а «бумажные» (искусственные), т. е. былина, конструируя этот образ, делает небольшой сдвиг от мифологического к реалистическому. В сюжете «Илья Муромец и Идолище» противник русского богатыря уже вполне антропоморфен, хотя и огромен (и это следующая ступенька в историко-типологической цепочке). Как и Алёша Попович, Илья приходит в Киев и находит, что город «обнасильничал» Идолище поганое. В палатах у князя Владимира происходит диалог между богатырём и Идолищем по поводу того, кто сколько за один присест съедает (Идолище – полбыка и жбан пива; Илья Муромец – корочку хлеба и чарочку пива). Иномирная сущность противника Ильи заключается в его имени, связанном с языческими идолами, и в обжорстве – черте, которой наделяются представители иного мира. В следующей ступеньке тема «борьба с чудовищем» полностью получает исторические очертания. В сюжете «Илья Муромец и Калин-царь» русский богатырь сталкивается уже не с чудовищем, а с вполне осязаемым историческим противником: Калин-царь вместе с сорока сороками полков татар приходит под Киев, угрожает городу; Илья один выезжает в чисто поле и по законам эпоса побивает всех татар, а Калин-царь убегает, зарекаясь больше ходить на Русь. Законы эпоса не позволяют отразить реальную историческую ситуацию (поражение русских князей в ходе монгольского нашествия); эпические песни рисуют идеальную картину победы над врагом.

Былины, отражающие тему «эпического сватовства», также выстраиваются в историко-типологическую цепочку. Тема сватовства наследована былинами от мифа, в котором герой, чтобы доказать свою героическую сущность, должен добыть невесту из иного мира. Эпос же, используя эту же схему, отрицает идеологию мифологической коллизии: иномирная невеста становится «неправильной» невестой. Киевский богатырь Потык на заводи («чужое» пространство) видит лебедь белую, которая на его глазах превращается в девушку Марью Лебедь Белую, ставшую его женой и впоследствии изменившую ему; Иван Годинович отказывается искать невесту в киевском пространстве и женится на девушке по имени Марья Лебедь Белая из чужого королевства, которая оказывается неверной невестой; Дунай-богатырь женится на богатырше (признак её принадлежности к иному миру) Настасье, встреченной им в чистом поле, в споре о том, кто из них лучший стрелок, произошедшем на киевском пиру, убивает её; Добрыня сталкивается с киевской колдуньей Маринкой (образ колдуний для деревенского сознания вполне реалистичен), превращающей героя в «тура золотые рога», и в конце былины убивает её.

Сказительская традиция

В фольклорной традиции насчитывается чуть более 60 былинных сюжетов. Объём текстов былин – от нескольких десятков стихов до тысячи (в отдельных случаях). Сказители не запоминают текст былин наизусть, а творят его в момент пения, используя формульный арсенал эпоса. Формулы являются ритмической единицей, позволяющей составлять стихотворную строку («стольный Киев-град», «чисто поле», «Илья Муромец» и т. д.). Инструментом создания ритма становятся и повторяющиеся предлоги («Во стольном во городе во Киеве»). Формульный язык специфичен и ограничен («стольный Киев», «славный Киев», но не «большой Киев», не «знаменитый Киев»). В формульный арсенал входят также «типические места», переходящие из одного сюжета в другой (пир у князя Владимира, хвастовство богатырей на пиру, вход героя в палаты, седлание героем коня и др.). У каждого сказителя разная степень импровизационного начала: одни певцы вырабатывают достаточно стабильный текст, не внося в сюжет новые повороты; другие охотно сочиняют новые эпизоды, каждый раз предлагая новые бытовые подробности, что нередко разрушает эпический стиль былин.

Русской фольклористике известен ряд выдающихся сказителей. В Олонецкой губернии таковым является Т. Г. Рябинин, от которого записывали старины П. Н. Рыбников (1860–1862) и А. Ф. Гильфердинг (1871). В 1871 г. по приглашению А. Ф. Гильфердинга Т. Г. Рябинин прибыл в Петербург, где были организованы несколько его выступлений, в том числе и в Русском географическом обществе. Рябинин стал родоначальником династии былинщиков, известных в четырёх поколениях. В 1902 г. П. Т. Виноградов организовал выступления И. Т. Рябинина в Петербурге (в том числе в Зимнем дворце в присутствии Николая II), в Киеве, Константинополе (Стамбуле), Филиппополе (ныне Пловдив) и Софии (Болгария), Нише и Белграде (Сербия), Вене и Праге (тогда Австро-Венгрия), Варшаве (Царство Польское в составе Российской империи, ныне Польша).

Из пинежских сказителей самой знаменитой стала М. Д. Кривополенова, которую в 1915 г. в Москву привезла О. Э. Озаровская, устроившая ряд концертов, нашедших продолжение в 1916 г. в большой гастрольной поездке [Вологда, Саратов, Харьков, Ростов-на-Дону, Таганрог, Новочеркасск, Екатеринодар (ныне Краснодар)]. Культовой сказительницей 1930-х гг. стала М. С. Крюкова с Зимнего берега Белого моря, обладавшая большим импровизаторским даром.